В тихом городе, где только под утро прошел снег, было чисто. Дребезжал вдалеке одинокий трамвай. Прохожих не было вовсе. Таранов лежал счастливым на снегу, подгребал и приминал его плавными движениями рук вдоль тела. Марк протянул ему руку, Семен поднялся и посмотрел на отпечаток своей фигуры. Раньше они видели, как дети так играют во дворе с новым свежим снегом.
– Вот как я буду ее называть! – под тонкими нежными лучами солнца искрилось углубленное изображение бабочки.
Глава XXVIII. Курсантская свадьба
«„Алё, Алё, Алёна“ – Звенят мне тихо листья клена. И, словно эхо, имя это я им твержу в ответ». Слова песенки привязались к Таранову с того памятного нового года, когда он в общежитии взял за руки свою «бабочку». Через три дня Алёна приехала к нему в училище, но встретиться влюбленные смогли только у ворот: на КПП шел очередной ремонт в комнате для посетителей.
– Прощание каторжанина с любимой, – назвал Генка грустную картину, которую случайно увидел вечером: красивая девушка в голубом пальто, отороченным белым мехом стоит за забором училища, и держит за руки сквозь решетки ворот синего от мороза курсанта, которому удалось вырваться лишь на десять минут с дежурства, чтобы увидеть свое прелестное создание.
– Диктат армейского напряжения ограничивает десерт наших чувств, – заявил он Марку, а Таранов не замечал никого и ничего вокруг. Он читал по телефону Алене стихи, сонеты, купался и тонул в состоянии новогодней влюбленности.
В увольнение его пустили только через две недели, и тут ожидало новое, неожиданное препятствие: сменился комендант, и вход в общежитие он ограничил: «К нашим девушкам могут заходить по паспорту только близкие родственники или муж!» Но даже те мгновения, что они подарили друг другу в отведенные распорядком часы, не могли сравниться ни с одним днем прожитой прежде жизни.
В маленькой комнате общежития, где жила Алёна, они миловались два часа на односпальной кровати, не отрываясь друг от друга ни на минуту. Он осыпал ее поцелуями, словно это было самое желанное и нежное существо на свете, а губы постоянно искали самое заветное, чувственное и дорогое…
На следующий день Таранов улетел в плановый зимний каникулярный отпуск. Конечно, рассказал маме о воплотившейся в жизнь мечте, но говорил только междометиями «Ох», да «Ах», затем летели банальные, но показательные фразы: «Какая она замечательная!», «Лучше нет никого на свете!».
Мама улыбалась. Влюбленного сына она наблюдала регулярно последние десять лет. Его Наташ, меняли Оли, Вики, приходили на смену Светы, Гали, Люды… И вот – Алёна. Почему бы и нет? Молодость – время бесшабашной любви!
В этом зимнем каникулярном отпуске Таранов впервые торопился назад в Питер. Но за неделю до окончания каникул попал на свадьбу земляка – курсанта из соседнего взвода. Они часто ездили одним поездом домой на юг, порой несли вместе службу в наряде, сидели рядом на занятиях в лекционных аудиториях. Армейское землячество сродни братству по крови: есть ответственность друг перед другом, первая помощь всегда появляется от земляка, а теплая привязанность между ними длится годами.
Если эта свадьба ничем не отличалась от большинства застолий с традиционным «Горько!», то встреча с невестой Семена поразила. В ожидании росписи Таранов, как свидетель бракосочетания, стоял с ней вдвоем перед дверью ЗАГСа. Жених-земляк в новом черном костюме и лакированных туфлях выскочил в туалет, и задерживался там непростительно долго. Без пяти минут до начала церемонии невеста откидывает фату и говорит:
– Таранов, возьми ты меня в жены! – она так делала ударение на «ты», что в честности ее порыва усомниться было сложно. Тут появился жених, оправляясь на бегу: похоже, медвежья болезнь от сомнений в собственном выборе его сильно подвела, – но мероприятие продолжилось по установленному протоколу.
В год выпуска женились многие из сокурсников. Близился выпуск из училища, и уезжать в дальний гарнизон или удаленную «точку» хотелось с семьей. С женой рядом предстоящие трудности казались не такими тяжелыми, как их описывала литература и рассказы ветеранов ПВО.
Алёна приехала встречать Таранова в Пулково одна, с маленьким подснежником в руке. Он ей вручил букет южных тюльпанов и страстный длинный поцелуй. Любое мгновение, которое дарило им судьба, обоим хотелось продлить, как можно дольше. Они созвонились заранее, и девушка нашла время и возможность вырваться из института. Поехали вместе на такси с Марком и Генкой. Пока сидела Алёна на заднем сиденье, все смеялись, шутили, делились впечатлениями отпуска. Она рассказывала курсантам про снежный Питер. Они – про солнечный юг. Генка смешил уральскими историями. В городе девушку высадили у самого института и отправили на встречу с научным руководителем дипломной работы. По дороге в Горелово Семен не выдержал и решительно выдал:
– Я хочу на ней жениться.
– Таран! Ты неисправим. Женитьба – это самоубийство! Ты сгубишь свою молодость, как миллионы других… Это, как колея. Ты в нее попадаешь, и всё! Шаг влево-вправо – побег. Прыжок на месте – провокация, – Генка уверенно отговаривал друга, а сам посматривал на Марка, ожидая поддержки.
Дымский молчал. В этом отпуске он тесно сошелся с девушкой на год его младше. В соседнем дворе они пару раз пересеклись случайно, и потом весь отпуск провели вместе за чтением книг, походам по музеям и театрам.
– Похоже, с такими советчиками я сам должен принимать решение, – именно в эту минуту Таранов вспомнил невесту своего земляка.
– А ты как думал? Тот самый случай, где ни сват, ни брат не помощник. – Здесь не удержался Марк, и высказал свое мнение.
– Ты обязан доложить по команде, что собрался жениться. Знаешь об этом? – Генка сказал то, о чем Таранов совсем забыл. – Если Малешкин тебе разрешит, тогда женись!
Машина подъезжала к воротам училища. Памятник воину ПВО у главного КПП встречал их снежными сугробами на погонах и комком на фуражке. В день выпуска сапог этого бойца должен стать черным. Этой традиции не один год, и поддержать ее – задача выпускников. Так везде. Известно, например, что над входом в Вильнюсское командное училище радиоэлектроники ПВО на большой высоте издавна были установлены два женских бюста, олицетворяющие наяд, которым перед выпуском одевали бюстгальтеры, а на голову – противогазы.
Чистили яйца Гераклу в Екатерининском парке Царского села курсанты Ленинградского высшего военно-морского инженерного училища; они же одевали тельняшку на могучего орла, которым заканчивалась Чесменская колонна в том же парке города Пушкина.
В приволжских училищах выкидывали батарейные телевизоры, которые покупались за свои деньги на первом курсе, из окна казармы прямо на плац. Были шутники в кавказских училищах, что забирались в горы и рисовали на скалах отметки, которые держались дольше, чем лампасы на брюках генерала…
Пошел последний семестр обучения в училище. Опять учеба, наряды, уборка территории, а до выпуска 4 месяца. Курсанты зубрили новые темы, выступали с докладами, готовились к семинарам, изучали работы классиков марксизма-ленинизма. Таранову в голову не лезло решительно ничего нового, только мысли об Алёне тревожили его круглосуточно. В очередное увольнение комендант общежития не разрешил курсанту пройти к любимой, тем более остаться на ночь. Этот запрет переполнил чашу терпения своеобразно: Семен объяснился в любви, и тут же в фойе предложил девушке руку и сердце. Алёна согласилась мгновенно.
Квартирный вопрос портил москвичей давно, а в Ленинграде конца ХХ века проблема свободной жилплощади нередко превращалась в ключ зажигания семейной жизни. Курсанты из армейской казармы и студентки общежитий встречались на улицах города, в театрах или музеях, скверах и парках. За ворота КПП девушку никто не пустит, а пройти строгого коменданта на вахте общежития удавалось далеко не всегда. Новый суровый порядок гласил: пускать после 22.00 можно только мужа, брата или родителей студентки. Юность соглашалась с такой постановкой вопроса и, назло коменданту, расписывалась в ЗАГСе. О своем выборе они не жалели. Так было принято и удобно всем: лейтенант уезжал с семьей по распределению, а студентка получала направление по месту службы мужа. Этот чудесное объединение их безмерно радовало, и мысли молодоженов к вечеру были только об одном: как бы увеличить количество членов семьи.
На следующий день Таранов позвонил домой, и сообщил маме о согласии невесты, и своей подготовке к свадьбе. В ответ – минутное молчание, а потом раздалось резкое: «Такими вещами не шутят!»…
Однако через день он получил денежный перевод на 50 рублей, которые воспринял, как родительское благословение.
